«На просторном московском дворе, на площадке, где земля подсохла, у самого палисадника, дети катали яйца. Детей было много, – в сером деревянном доме жило не одно семейство, – и все дети мелюзга: самому старшему, Косте, и тому вряд ли больше семи. Принаряжены: мальчики – в шелковых разноцветных рубашечках с поясками, девочки в накрахмаленных платьицах, которые оне уже успели смять, у Ани белесые, жиденькие волосенки притянуты на самой макушке го ...
«На просторном московском дворе, на площадке, где земля подсохла, у самого палисадника, дети катали яйца. Детей было много, – в сером деревянном доме жило не одно семейство, – и все дети мелюзга: самому старшему, Косте, и тому вряд ли больше семи. Принаряжены: мальчики – в шелковых разноцветных рубашечках с поясками, девочки в накрахмаленных платьицах, которые оне уже успели смять, у Ани белесые, жиденькие волосенки притянуты на самой макушке го ...
«Позвонить, что ли, к соседу? Отчего ж; можно и к соседу. Позвоню. Сосед наш… Я уж не помню, сколько лет мы его знаем. Наверно, знали и тогда, когда он не был соседом.
Что мы близки с ним (не в смысле соседних домов) – этого нельзя сказать. Мы близки, как все петербургские интеллигенты близки между собою. Если интеллигентское собрание, да в частной квартире, – (хотя бы и у нас) – почти наверное сосед тут же. И тем наверное, чем собрание «левее ...
«Когда я вспоминаю о петербургских предреволюционных и даже предвоенных годах – передо мною часто встают юные лица тогдашней литературной молодежи. И даже не только литературной, и не только молодые: помню лица и совсем детские. Мне тогда казалось, что не они, юноши и девушки, уже вошедшие в жизнь, не молодые поэты, уже коснувшиеся литературы, – наша настоящая надежда. Не они смогут дать нам настоящее новое, потому что не их глаза увидят новую ж ...
«Молодой приват-доцент Райвич ехал верхом в соседнюю усадьбу Коврово – свататься.
Это было… все равно когда, вероятно, давно: еще существовали приват-доценты, верховые лошади, леса вдоль реки; теперь она обмелела, леса свели и сожгли Коврово…»
...
«Это неинтересно. Никаких нет приключений, вовсе это не рассказ.
А просто ехали мы, во втором классе, через всю Россию, на юг.
Ехали всей семьей: с дедушкой, с тетей, с ее кошкой, с двумя маленькими моими братьями, с бонной, с чайниками и со всякими пожитками. Потому что мы переселялись в южный город, где жил мой дядя, мамин единственный брат – он ее и уговорил в этот город переселиться…»
...
«– Как вы надоели, мама. Сил нет! И все надоели. И всё мне всё равно! Вот уйду на край света, и кончено.
Юля откинулась на спинку стула. До полу упали ее тугие черные косы. Такие были длинные…»
...
«Теперь очень трудно писать рассказы. Требуют, требуют, а потом все равно недовольны. Если выдумаешь что-нибудь правдоподобное, вроде современной действительности, – так вот зачем выдумал «вроде», когда сама голая действительность ярче? И верно, ярче. А если пишешь не относящееся – опять не годится: что это за писатель, вокруг миры потрясаются, а он, горя мало, высасывает что-то из пальца…»
...
